„Вы слышите: везде стреляют,  снова кровь. Какое же  оправдание крови вы ищете? Или помогаете искать? Кто же --  мы?  Почему с нами  можно  делать все,  что угодно? Нам внушили, с детства заложили в генах любовь к человеку с  ружьем. Мы выросли словно бы на войне, даже те, кто родился через несколько десятилетий после  нее.  Так много написано книг о войне, так много изготовлено человеческими же руками и умом  оружия, что мысль об убийстве стала нормальной. Лучшие  умы с детской  настойчивость задумываются над тем, имеет ли право человек убивать  животных,  а мы, мало сомневаясь или наскоро соорудив политический идеал способны оправдать войну. 

Включите вечером телевизор, и вы увидите, с каким тайным восторгом несем  мы героев на  кладбище.  И снова ставим на их могилах памятники, а не часовни... Но я ненавижу войну и саму мысль о том, что один человек имеет право на жизнь другого человека.

За это время исчезла с карты мира,  из истории страна, коммунистическая империя, которая их туда послала  убивать  и умирать. Ее нет. Войну  сначала робко назвали  политической ошибкой, а затем преступлением. Все хотят забыть Афганистан. Забыть этих матерей, забыть калек... Забвение -- это  тоже форма лжи. Матери остались один на один с могилами своих мальчиков. 

И их горе - превысит любую  правду. Говорят, что  молитва матери и  со дна моря достает.  Они -- жертвы на алтаре  нашего тяжелого прозрения. Они - не  герои,  они мученики. Никто не смеет бросить в них  камень. Мы все повинны, мы все причастны к  той лжи. Ужасает только одно: сколько же еще людей передвигается у нас на ощупь, впотьмах, уповая на свои чувства, не пытаясь думать и сопоставлять! Проснувшиеся  ли мы до  конца люди, да и люди ли мы с вами, если до сих пор учимся пинать разум, открывающий нам глаза?»