«Две недели» как единица измерения нежелания и неспособности принимать решения

Пресс-секретарь Белого Дома Кэролайн Левитт объявила в четверг днем, что Трамп примет решение о том, атаковать ли иранские ядерные объекты, в течение двух недель. А в течение двух недель будут продолжаться попытки дипломатического поиска прекращения иранской ядерной программы и окончания израильско-иранской войны.

Еще в четверг рано утром Reuters сообщил со ссылкой на три независимых источника в Белом Доме, что в течение недели, прошедшей с начала израильско-иранской войны, доверенный спецпосланник Трампа Стивен Виткофф несколько раз разговаривал по телефону с иранским министром иностранных дел Аббасом Арагчи.

Таким образом, переговоры Виткоффа с Арагчи, встреча которых в Омане в прошлое воскресенье не состоялась, все рвано продолжаются - в телефонном режиме. Как сообщается, США настаивают на том, чтобы Иран навсегда отказался от обогащения урана, под контролем международных инспекторов демонтировал все свои центрифуги, используемые для этого, и чтобы уже обогащенный уран был вывезен из Ирана и не мог им использоваться в будущем.

С другой стороны, «две недели» стали уже стандартной для Трампа единицей измерения того, что он не хочет или не способен принимать ответственные решения. Трудно подсчитать, сколько раз он то давал «две недели» путину, то «две недели» себе, чтобы понять, «хочет ли путин мира». Сейчас он дал «две недели» Ирану и заодно себе, чтобы понять, согласится ли Иран отказаться от ядерного оружия.

Будет ли результат отличаться от «двух недель» в случае с путиным, сказать трудно. Скорее, наверно, нет чем да. Хотя бывают и исключения из правила. В данном случае это зависит от Ирана.

Как сообщают ведущие американские СМИ, решение об очередных «двух неделях» Трамп принял, пообедав в Белом Доме с ультраправым MAGA-пропагандистом Стивом Бэнноном, который в августе-ноябре 2016 года был руководителем предвыборной кампании Трампа, в январе-августе 2017 года старшим советником и старшим стратегом президента Трампа, а затем вернувшегося к роли ультраправого пропагандиста на своем видеоканале «командный пункт» - «war room». В 2024 году Бэннон отбыл четырехмесячное тюремное заключение за неуважение к Конгрессу – он отказался отвечать на вопросы специальным комитетом Палаты Представителей по расследованию обстоятельств попытки государственного переворота 6 января 2021 года и предоставить затребованные комитетом документы. Бэннон придерживается ультраправой идеологии, и, как и другой ультраправый пропагандист, Такер Карлсон, и как вице-президент ДжейДи Вэнс, является изоляционистом, сторонником неучастия США в том, что происходит в мире.

Ведущие американские СМИ также сообщили в четверг со ссылками на источники в Белом Доме, что в ближний круг Трампа, с которым он обсуждает израильско-иранскую войну, переговоры с Ираном и возможное участие США в уничтожении иранских ядерных объектов не входят министр обороны Хегсет и директор Национальной Разведки Габбард.

В этот круг входят, как сообщают СМИ со ссылками на те же источники, вице-президент Вэнс, госсекретарь Рубио, директор ЦРУ Ратклифф, председатель Объединенного комитера начальников штабов генерал Кейн, спецпредставитель и друг Трампа Виткофф, руководитель аппарата Белого Дома Вайлс, ее заместитель и серый кардинал, идеолог внутренней политики Трампа Миллер.

Примерно месяц назад Трамп сократил в два раза штат Совета Национальной Безопасности. СНБ – это как раз та структура, которая в кризисных ситуациях, подобных сегодняшней, должна вырабатывать рекомендации для президента с анализом последствий возможных действий. СНБ для того и создавался, чтобы давать президенту варианты действий: если принимается решение № 1, то можно ожидать таких-то последствий, а если принимается решение № 2, то других последствий, а если – решение № 3, то третьих последствий, и так далее. Все эти рекомендации и их анализ в нормальном СНБ и нормальном Белом Доме подкрепляются данными. Соответственно, президент может обсуждать с членами СНБ, какое принять решение – на основании данных, собранных аппаратом СНБ и выработанных вариантов действий.

Очень многие американские комментаторы – и журналисты, и отставные дипломаты, сомневаются, однако, в том, что в нынешнем Белом Доме и в нынешнем СНБ с его в два раза сокращенным аппаратом, такая практика может действовать.

Как сейчас функционирует СНБ, в котором нет руководителя (есть и.о. по совместительству – госсекретарь Рубио), штат которого в два раза сокращен, занимается ли он вообще тем, чем должен заниматься – выработкой рекомендаций и вариантов действий для президента, не очень понятно.

В нынешнем Белом Доме планы действий, которые могут привести к участию США в военном конфликте, обсуждаются, как видим, без министра обороны и без директора Национальной разведки. Возможно, Трамп не питает иллюзий по поводу компетентности и Хегсета и Габбард, вероятно, самых некомпетентных людей на своих должностях в истории. Возможно, он их назначал с целью эпатажа публики, а не для реального руководства важнейшими ведомствами.

Но, вообще говоря, как строить возможные военные планы без участия министра обороны и как координировать получение всех разведданных и их анализ без директора Национальной разведки (Офис Директора Национальной Разведки координирует работу всех 18 разведслужб, включая ЦРУ), не очень понятно. Примеров, видимо, в истории еще не было.

В Америке резко расходятся мнения по поводу того, должны ли США принять участие в атаках на иранские ядерные объекты. Изоляционисты считают, что ни в коем случае не должны. Ястребы считают, что должны. Прагматики считают, что нужно тщательно проанализировать последствия, чтобы принять правильное решение.

Надо сказать, что с прагматиками можно согласиться.

США сталкивались с большими проблемами, участвуя в региональных войнах в разных районах мира. И в войне во Вьетнаме, продолжавшейся до вывода американских войск 9 лет, и в войне в Афганистане, продолжавшейся без малого 20 лет. И в войне в Ираке, которую президент Буш-младший планировал в 2003 году как быструю и успешную, но которая растянулась на много лет, превратилась в войну с ИГИЛ – исламским государством, и, по сути, продолжается до сих пор, поскольку иракское правительство не контролирует всю свою территорию.

Поэтому нужно представлять себе, что может быть, если США нанесут удар по подземному предприятию по обогащению урана в Фордо. Что будет, если в ответ шиитские группировки в Ираке, являющиеся иранскими прокси-силами, нанесут удары по американским военным базам. Что будет, если сам Иран ответит или усилит атаки по гражданским объектам в Израиле.

Существует ли вероятность смены власти в Иране?

С другой стороны, нужно анализировать и что будет, если Иран сможет продолжать свои ядерные разработки и, если его ядерная программа не будет пресечена, военным или дипломатическим путем, сможет создать ядерное оружие. Этот вариант не сулит абсолютно ничего хорошего никому.

На самом деле очень непростая ситуация.

К которой Трамп и его ближний круг оказались не готовы. Потому что не проводили анализ возможных действий и их последствий.

По той простой причине, что Трамп верил в свои «сверхспособности» заключать «сделки» – с Ким Чен Ыном, с путиным, с аятоллой Хаменеи. Ни с кем он никаких сделок не заключил. А потому – «две недели». А по поводу того, что будет через «две недели», у него есть еще одно любимое выражение – «посмотрим, что будет».

Джерело: https://www.facebook.com/igor.aizenberg.1

Новости портала «Весь Харьков»