04.10.2017 00:26
Просмотров: 1635

Леонид Парфенов: "Создание СССР - самая страшная катастрофа ХХ века"

Леонид Парфенов: Создание СССР - самая страшная катастрофа ХХ века

Новая книга Леонида Парфенова "Намедни. Наша эра. 1931-1940", вышедшая в издательстве Corpus, посвящена одному из самых горячо обсуждаемых в обществе периодов российской истории.

Русская служба Би-би-си обсудила с автором, как писать о событиях 1930-х годов в формате иллюстрированной хроники.

Би-би-си: Учитывая всю сложность 1930-х годов, относились ли вы как-то иначе к работе над этим томом "Намедни"? Чувствовали ли больше ответственности?

Леонид Парфенов: Нет. Если будешь все время думать о какой-то еще ответственности, кроме ответственности твоей за дело, то лучше за дело не браться. У меня не было никаких привходящих обстоятельств. Конечно, я понимаю, что одни относятся к этому времени так, другие эдак и что даже при официальных признаниях репрессий и ужасов коллективизации, голодомора для кого-то этот период все равно является "нашим славным прошлым" - это дополнительный стимул к тому, чтобы в этом прошлом разобраться, его деконструировать. Чем жизнь была наполнена, кроме тех исторических событий, которые неизбежно попадают в любой учебник.

Вот представления людей о времени, о том, в чем ты должен ответить этим представлениям - их имеешь в виду, конечно. Они же ждут, как будет сделана война с Финляндией или присоединение западной Украины и западной Белоруссии, захват Прибалтики, пакт Молотова-Риббентропа. Есть жгучие темы, которые до сих пор политически актуальны и до сих пор существует их актуальное рассмотрение.

Би-би-си: Были ли события, при описании которых вы думали "так, здесь нужно особенно осторожно"?

Леонид Парфенов: Есть какие-то терминологические вещи, которые нужно соблюдать, но не от того, что ты кого-то рассердишь, а от того, что не надо называть вещи неправильно. И только. Например, я знаю, что очень болезненно реагируют, когда Сталина и Гитлера называют союзниками, но в полной мере союзниками они, конечно, и не были. Партнерами да, по этому договору, но не союзниками, потому что союзничество только обсуждалось - так называемый пакт четырех, присоединение СССР к оси Рим-Берлин-Токио.

Но мне в голову не придет - я не знаю, какое там сейчас официальное отношение - утверждать, что вхождение прибалтийских стран в состав Советского Союза было добровольным волеизъявлением и единодушным решением народа влиться в большую советскую семью.

Вот это все имеешь в виду, но это, по-моему, никак не связано с цензурой. Подразумеваешь некий информационный контекст, но это не значит, что тут же себя стреноживаешь "тут нельзя, это не поймут, тут осторожно, тут на чью-то мельницу воду льем".

Би-би-си: Были ли какие-то пропорции, которые вы старались соблюдать между репрессиями и событиями, которые обычно ассоциируются с 1930-ми годами, и более легкими вещами?

Леонид Парфенов: Нет, не то, чтобы пропорции. Ясно, что [танго] "Утомленное солнце" занимает в разы меньше места, чем Большой террор. Критерий один, и мне кажется, что я научился его соблюдать - новизна явления, то, что можешь сформулировать как некую феноменологию.

Есть вещи, которыми у нас пренебрегают, а, например, в учебниках английских очень приняты элементы стиля жизни, когда слышен аромат эпохи. Время состоит не только из исторических событий. Легкие вещи тоже могут быть большими событиями, например, появление танго и фокстрота - в жизни людей они навсегда остаются эмблемой времени. Вот "Рио-Рита" - в Советском союзе это знак "завтра была война", символ предвоенной беззаботности сравнительной.

Правообладатель иллюстрации CORPUS

Би-би-си: Не появилось ли у вас собственной версии, почему эпоха 1930-х годов остается для многих камнем преткновения?

Леонид Парфенов: Не только эта эпоха. Отношение к перестройке тоже дебатируемый процесс. Отношение к Сталину, который умер в 1953-м. У нас нет национального консенсуса. Вот вы британская корпорация, у вас есть национальный консенсус по поводу Кромвеля или Черчилля или Дизраэли. У нас дебатируемыми фигурами являются и Ленин, и Сталин, и Дзержинский, и Горбачев, и Ельцин, и перестройка и репрессии.

Би-би-си: Если что-то в характере эпохе, что не позволяет консенсусу сложиться? Или это исключительно особенности эпохи нынешней?

Леонид Парфенов: Это нынешнее, конечно. Понимаете, до Александра II, Александра III по большому счету просто дела нет. Но в принципе, если бы дело хоть чуть-чуть было, если бы хоть как-то чувствовали своим, я не исключаю, что до сих пор бы спорили о крепостном праве. Колхозный строй недалеко ушел от крепостного права, о нем спорят. Можно тогда говорить, что, может, и не надо было в 1861-м... "Порвалась цепь великая, Порвалась - расскочилася: Одним концом по барину, Другим - по мужику!" Может, тоже давайте всплакнем? Так ведь хорошо жили, кому это мешало.

Нет, дело не в Сталине и не в Молотове, и не в коллективизации, и не в пакте с Риббентропом. Дело в сегодняшней ситуации, которая не позволяет все еще закрыть этот вопрос. Вот яркий пример - не знали, как справлять столетие Первой мировой войны и не знает никто, ни общество в массе своей, ни власти, что делать со столетием Октябрьской революции.

Би-би-си: И ничего как будто бы не делают.

Леонид Парфенов: Ну что делать-то? И ведь надо, ну великое же событие, огромное, как-то же надо относиться! Так это благо, проклятье, это что?

Би-би-си: А на ваш взгляд?

Леонид Парфенов: Я считаю, что самая страшная геополитическая катастрофа XX века - это создание Советского Союза. У меня есть мое личное отношение. Я не понимаю эти блуждания в трех соснах и это странное отождествление России с Советским Союзом. Нельзя быть слепым и не видеть, что у нас за сто лет уже три разных страны, и нельзя не понимать, что тот проект закончился бесславным поражением. Он был не жизненен, его не ЦРУ развалило - никакие разведки не способны развалить империю, если не пришел срок империи развалиться. Ее завод кончился гораздо раньше, если бы не самотлорская нефть, она, может быть, крякнулась бы еще в середине 70-ых. Ну, мы не знаем. Но она дошла до полного вырождения. Мои современники, я не понимаю, где они все были, когда Черненко показывали по телевидению? Они не понимали, что это конец, что все, дальше некуда? Физическое изживание себя, вырождение полное. Константин Устинович, что называется, не приходя в сознание, приступил к обязанностям генерального секретаря ЦК КПСС.

Би-би-си: Аналогии с 1937 годом - это расхожая формула в нынешних дискуссиях в ейсбуке". Например, применительно к аресту Кирилла Серебренникова. Как вам кажется после работы над книгой, это сколько-нибудь корректная параллель?

Леонид Парфенов: Это вопрос вкуса. Кто-то считает сравнение уместным, кто-то не считает. Я убежден, что неправильно так говорить, потому что ничего не повторяется буквально. Вопрос не только в масштабах, но и в качестве насилия. Природа иная. Cтолько народу заступается, личная отвага сохраняется у людей - тогда не было ничего такого. Мы живем все-таки в авторитарной ситуации, а не в тоталитарной. Она по-прежнему многовариантна. И огромное количество людей и сейчас живут вариативно, а не только по сценарию, который предложен партией правительства. Вот тогда выскользнуть и не быть советским человеком, когда государство единственный работодатель, когда государство фактически единственный владелец жилья, и все продается только государственное и изготавливается только государственное... Если бы меня в советское время уволили - а я пятнадцать лет не работаю штатно нигде - я ничего бы не писал. А я с того времени, как я уволен, написал гораздо больше, чем за предыдущие годы. Этой самозанятости советский строй совершенно не предоставлял, эта лазейка была перекрыта. Очень сложно было личной инициативой себе складывать свою рабочую профессиональную биографию.

Би-би-си: Насколько трудно было отбирать материал о репрессиях - что ставить в книгу, а что нет?

Леонид Парфенов: Мне нужно объяснить феноменологию, объяснить, что изменилось в сознании людей от того. И в этом смысле объяснять ли мне, что в моде был белый цвет или объяснить феномен "Веселых ребят" и "Чапаева" - одно и то же. Я не могу халтурно рассказать о "Чапаеве", я тоже должен найти вот этот вот тип, что впервые на экране веселый, авантюрный, охваченный военным азартом русский мужик, что в книгах военным человеком так восхищался только Толстой. И изумление Мандельштама: "В раскрытые рты нам Чапаев с картины скакал звуковой" - Мандельштама! Уж от него-то менее всего ждешь. Вот как вот это описать - какое чудо сотворил Борис Бабочкин на экране, его пластичность, легкость, все эти фразы... Я знал людей, отец, например, мой, которые знали "Чапаева" просто наизусть. Вот все эти "белые пришли грабить, красные пришли грабить, куда мужику податься", "где должен быть командир? Впереди на лихом коне", "Тихо, товарищи, Чапай думать будет!" Нет, я не вижу никакой принципиально иной задачи. В чем-то, может быть, задача с "Веселыми ребятами" даже и сложнее. Потому что все писано-переписано - как посмотреть тогдашними глазами и объяснить, что родилась индустрия зрелищ.

Би-би-си: У вас местами достаточно неожиданные 1930-е, потому что в них, например, нет Булгакова. Он попал в 1960-е?

Леонид Парфенов: Конечно, когда "Мастера и Маргариту", напечатали, естественно! Какой же мне смысл [в 1930-е ставить], я же не биографию Булгакова, а биографию общества пишу. Мне нужен общественный феномен. Идея становится материальной силой, когда она овладевает массами. Классическое марксистское определение. Но это правда так. Более поздняя фраза, что событие произошло не тогда, когда оно произошло, а когда его показали по телевизору. И это понятно: оно пришло к людям и изменило людей.

Правообладатель иллюстрации CORPUS

Би-би-си: Были ли вещи, которые вас удивили? Которых вы не знали?

Леонид Парфенов: Вы знаете, меня почему-то все время спрашивают про какие-то открытия в книгах и в фильмах. Нет - берешься, когда ты знаешь, что ты собираешься сказать. Ты уже все открыл. В процессе работы ты ничего не открываешь. Это слишком затратно бы было. Какие-то вещи уточняешь, узнаешь, например, что Ежи Петерсбурский за какие-то два года советской биографии - когда раздербанили Польшу - оказался на советской территории, а не на немецкой, причем в Белоруссии, а не на Украине, - стал руководителем джазового оркестра Белорусской ССР, ни больше, ни меньше. А уже в 1942 году ушел с армией Андерса. Но он успел в те несколько месяцев войны, которые он застал, буквально полгода с небольшим, написать "Синенький, скромный платочек". Он создал еще один суперхит советской эстрады. Да, и что звался он в это время Евгением Яковлевичем! Вот то, что он был Евгением Яковлевичем, я не знал. Его фамилия была Мелодиста. Канторская такая была вот семья в Варшаве. У него были кузены братья Голд, они там вместе наяривали.

Би-би-си: Будет ли книжка про 1920-е?

Леонид Парфенов: Не уверен, потому что есть ощущение, что слабо ощущается их связь с нашим временем. 1930-е - это становление Советского Союза как державы. А вот НЭП-овское время... Я боюсь, что оно не очень понимается обществом. Мне от 1930-х надо отойти, подумать над 2011-2015. Их я готов делать. Я даже хотел сделать раньше этого тома, но меня отговорили. Я думал, что это круто - выйти в 2016 году с книжкой, которая заканчивается 2015 годом, но сказали, что со стороны это будет выглядеть скороспелкой.

Би-би-си: За какими медиапроектами вы сейчас следите?

Леонид Парфенов: Я читаю каждый день "Медузу", "Слон", я смотрю "Ведомости" и "Коммерсант". Больше ничего, наверное. На встрече с читателями меня спросили, меняется ли что-то в журналистике, ну вот я сказал, что если у Юрия Дудя такое количество просмотров, то он, несомненно, поймал современность.

Би-би-си: А вам это симпатично?

Леонид Парфенов: Это следующий вопрос. Мне трудно разделить себя-зрителя и себя-ремесленника. Как ремесленник я смотрю, что ой, что ж они так камеры ставят. Я понимаю, что это не главное, но мне это немножко мешает. Как ремесленник я смотрю: ой, а что он заглядывает в вопросы в телефон в кадре? У нас это считается дурным тоном. Я не сяду в кадре в футболке, у меня нет татуировок, но, может быть, от этого у него миллионы просмотров, а у меня только сотни тысяч. Вы меня спросили: "И как вам?" Ну мне много чего "как". И так мне, и сяк мне. Но тут важен итог. Очень большая аудитория, которая очевидно не смотрит телевизор и для которой Владимир Познер олд-скул, главным интервьюером страны считает Юрия Дудя.

Понять, что находят эти люди в трепе про дорогое вино Евгения Чичваркина, чтобы столько смотреть так длинно и долго - ну, это мне сложно. Значит, я не знаю эту аудиторию. Что лишнее свидетельство способности Дудя эту аудиторию чувствовать. Я бы не рискнул из двух частей сделать такого огромного Чичваркина, мне бы показалось: кто это будет смотреть? А он сделал и не прогадал. Нет, может быть, если бы он был скомпонованный до 45 минут, то просмотров были бы десятки миллионов, а не несколько... Не знаю. Но то, что это живо, свидетельствует, что в этом ремесле что-то все-таки вопреки неблагоприятной ситуации происходит. С другой стороны, я сорок лет в журналистике, и там все время неблагоприятная ситуация. Я всю жизнь слышу, что "сейчас для журналистики не лучшие времена".

Источник: bbc.com

Новости портала «Весь Харьков»


Читайте ещё:

15.07.2022 08:44    917
Март
Пн Вт Ср Чт Пт Сб Вс
        1 2 3
4 5 6 7 8 9 10
11 12 13 14 15 16 17
18 19 20 21 22 23 24
25 26 27 28 29 30 31
 
Архив новостей

Ми рекомендуємо

  • Рощинская — доставка воды в Харькове на сайте vodar.in.ua.

Юридичне забезпечення порталу

Адвокат
СМОРОДИНСЬКИЙ
Віктор Семенович