Государство
16.12.2014

ASPEN INSTITUTE PRAGUE: О «правильных» и «неправильных» украинцах

По-видимому, Путин и его единомышленники пали жертвой собственной пропаганды. Тот факт, что родной язык многих членов украинского правительства, а также добровольцев, сражающихся с террористами на Донбассе, — русский, старательно замалчивается российскими и пророссийскими СМИ.

Александр Дугин, российский фашистский философ и, что не удивительно, профессор в уважаемом Московском Государственном Университете, недавно предложил радикальный рецепт разрешения российско-украинского конфликта. «Украину надо очистить от идиотов» — написал он в Facebook. « Геноцид кретинов напрашивается сам собой… Я не верю, что это украинцы. Украинцы прекрасный славянский народ. Это какая-то появившаяся из канализационных люков раса ублюдков».

Уникальна в заявлении Дугина — не (только) его радикальность. В последние несколько лет и особенно месяцев российские интеллектуалы предлагали широкий спектр мер против Украины — начиная от скромного предложения Игоря Жадана нанести ядерный удар по украинской атомной станции, до более всеобъемлющего призыва ведущего писателя-фантаста Сергея Лукьяненко «раздавить эту гадину». Заявление Дугина интересно в первую очередь как иллюстрация невозможности российского мышления принять неудобную реальность — признать существование реальных украинцев и отбросить их виртуальный образ, взвращиваемый россиянами годами.

Настоящие украинцы, согласно этой мифологии, «младшие братья» — деревенские родственники, известные народными костюмами, песнями и забавным наречием. Они милые, но глупые, и поэтому им нужно немного братской заботы, а время от времени — парочка затрещин. Большинство россиян — совсем как Александр Дугин — любят украинцев («прекрасный славянский народ»), но только если украинцы соглашаются играть роль послушных, угодливых деревенских дурачков перед культурными, городскими российскими родственниками. Исследователи (пост)колониализма могут сравнить это с отношениями Робинзона Крузо и Пятницы. Робинзон «любит» своего Пятницу — если только дикарь признает превосходство своего хозяина и не настаивает на собственной культуре, языке и достоинстве. Но Пятница, который хочет быть равным Робинзону и зваться своим настоящим, хоть и непроизносимым именем, кажется ему безумным, или, хуже того, зомбированным каким-то другим Робинзоном — американским, немецким, польским или жидомасонским. Словом, это уже не тот «прекрасный» Пятница, а «ублюдок, появившийся из канализационного люка».

 

Восточнославянская «Умма»

 

В российском воображении украинцы были созданы «малороссами» несколько столетий назад, когда Россия захватила территорию и культуру Украины, во время трансформации средневековой Московии в Российскую Империю при Петре Великом. Украинским интеллектуалам, выросшим в Речи Посполитой и получившим разного рода европейское образование, в планах нового российского правителя была отведена важная роль. По иронии судьбы, именно они придумали современную идею преемственности между Киевом и Москвой (и, в конечном итоге, Петербургом) и само название «Россия» (греческий вариант средневекового названия «Русь»). До тех пор наследие Киевской Руси не занимало особого места в мышлении московитов. Они иногда говорили о своих династических, церковных и вотчинных связях, но единая православная восточнославянская народность как идея была сравнительно недавно разработана украинскими церковниками, как и концепции «Малороссии» и «Великороссии», и происходила из европейского гуманизма. В этой системе «Малороссия» означала исконные земли исторической Руси, тогда как «Великороссия» (как древняя «Великая Греция») означала колонизированные земли.

У украинских интеллектуалов не было националистических устремлений в современном понимании. У них была корпоратистская цель — утвердить свою особую роль, а значит, и статус, в новой политической реальности, возникшей после того, как часть Украины откололась от Польши и вступила в союз с Московией. Историческая (и символическая) аналогия между Малороссией м Малой Грецией, то есть собственно Грецией, должна была дать украинцам центральный статус в новорожденной империи и придать их земле особую символическую роль колыбели русской, или российской цивилизации. (Эту логику можно сравнить с высказыванием Александра Лукашенко «беларусы — это русские со знаком качества»).

Однако греческая модель вскоре развернулась на 180 градусов, и политическая реальность предсказуемо взяла верх над историческим символизмом. Великороссия, естественно, стала центральной частью империи, тогда как Малороссия опустилась до статуса провинциального придатка. Миф «Киевской России» лег в основу Российской Империи и наконец достиг уровня международно признанной «научной истины». Однако его побочный эффект оказался очень вреден не только для украинцев и беларусов, чье существование как отдельных национальностей он просто отрицал (часть из них в той или иной степени усвоили русский взгляд на этот вопрос), но также и для русских, чье развитие до уровня современной нации оказалось значительно заторможено.

Миф «преемственности» в современном мире оказался совершенным анахронизмом, поскольку он придал на много десятилетий излишнее значение религиозной (православной) идентичности восточных славян как основы их квазинационального единства и сделал династические связи киевских князей и московских царей основой легитимности российского государства. Эта негибкая и устаревшая модель почти не оставила места для современной гражданской идентичности и современных государственных институтов. С определенными оговорками это можно сравнить с исламской «уммой» — духовным сообществом истинно верующих. На самом деле еще более близким аналогом православного восточнославянского единства является западноевропейский «Христианский мир». Но важнейшее отличие заключается в том, что «Христианский мир» не был присвоен какой-то одной европейской нацией или государством, и никакая национальная идентичность современной Европы не имеет в своей основе Христианского мира.

Такое воображаемое и анахронистическое ощущение принадлежности явно усложняет, а не способствует развитию современных национальных идентичностей и строительства института национального государства. Неудивительно, что современные российские консерваторы утверждают о большей общности с исламской традицией, чем с западным либерализмом. Например, Александр Дугин верит, что «в исламской и православной традиции почти все совпадает. Мы, как и они, отрицаем конкретные аспекты светской, западной, европейской, индивидуалистической концепции прав человека». Патриарх Русской Православной Церкви Кирилл утверждает, что «есть ценности, не менее важные, чем права человека. Это вера, этика, святыни, Отечество».

 

Сложности освобождения

 

Миф «Киевской России» как своего рода «придуманная традиция» серьезно тормозит современное развитие трех наций: украинцев, русских и беларусов, которые все в некоторой степени восприняли его и до сих пор не могут освободиться от его полурелигиозных чар. Миф подпитывает, и подпитывается, очень мощными антизападными силами, делающими акцент на значительной «инакости» мифической, идеальной, восточнославянской, евразийской, православной цивилизации, и отрицающими западные ценности и институты, включая понятие прав человека, гражданской национальной идентичности и либерально-демократического национального государства как достойной альтернативы архаичной вотчинной империи. Восточнославянская/православная «умма» играет огромную роль в этом отрицании и сохранении архаичных структур, привычек и институтов. Длившееся веками противостояние славянофилов и западников — просто конкретное отражение более фундаментального «столкновения цивилизаций» и «столкновения идентичностей» в современной России и в различной степени в современной Украине и Беларуси.

Из трех восточнославянских наций Украина, по ряду причин, представляется наиболее продвинутой в контексте освобождения от «воображемого сообщества» восточных славян. В результате в стране наблюдается более значительный политический плюрализм и упорное отвержение «деспотических», авторитарных систем, столь характерных для России, Беларуси и большинства постсоветских государств. С другой стороны, неравенство уровня освобождения (почти законченного на западе страны и очень низкого на востоке) предопределяет внутреннюю напряженность в Украине и ее запутанное, непоследовательное развитие. Тогда как западная часть страны решительно отбросила советское наследие как чуждое и колониальное и выбрала европейский путь развития вслед за своими западными соседями, юго-восточная часть остается крепко привязанной к советским ценностям, символике и образу жизни, а значит, подверженной авторитарной «евразийской» модели, господствующей в России и Беларуси.

Региональная и идеологическая поляризация заставляет многих наблюдателей представлять Украину расколотой страной, где Запад и Восток не только олицетворяют несовместивые ценности, ориентиры и отношения, но также представляют различные этнические и языковые идентичности (украинскую/украиноязычную и русскую/русскоязычную). Однако реальность гораздо сложнее. Во-первых, посредине находится огромная Центральная Украина, которая сглаживает крайности и размывает различия. Во-вторых, и Запад, и Восток состоят из различных регионов, делающих страну еще более неоднородной. И в-третьих, что важнее всего, украинские различия в первую очередь основаны на ценностях и идентичности; и хотя они частично определяются регионами, языками и национальностями, это лишь статистическая корреляция, а не железобетонная предопределенная зависимость. На самом деле, как показывает регрессивный анализ, различия советских/панславянских и антисоветских/паневропейских граждан Украины гораздо сильнее коррелируют с образованием и возрастом респондентов, чем с национальностью и языком. Высшее образование и юный возраст предсказуемо коррелируют с прозападной ориентацией, тогда как низкий уровень образования и старший возраст коррелируют с советской ностальгией и славянофильским антизападничеством.

 

Пересмотр концепции «двух Украин»

 

Относительные размеры «двух Украин» (или, скорее, общественной поддержки двух упомянутых проектов) можно измерить по голосованию на важнейших выборах или референдумах, выбор на которых является цивилизационным. В 1991 году 90 процентов проголосовавших граждан Украины поддержали независимость, но только четверть в тот же день отдали голоса за лидера демократической оппозиции и бывшего политического заключенного Вячеслава Чорновила на президентских выборах в новом независимом государстве. Две трети поддержали бывшего коммунистического бонзу — явный признак того, что лишь меньшинство желало, чтобы Украина радикально порвала с советским прошлым и встала на европейский путь развития. Большинство по-прежнему видело новую Украину лишь продолжением старой, с теми же институтами, привычками и лицами.

В 2004 году «Европейская» Украина победила Советскую Украину в напряженной Оранжевой революции, но превосходство первой над второй оказалось слишком незначительным и неустойчивым и было растрачено в основном на политические склоки. К концу 2013 года несовместимость двух проектов вызвала новый кризис — после того, как президент Янукович отменил подписание соглашения об ассоциации с ЕС, символически очень дорогого проевропейским украинцам, и сделал ставку на евразийскую интеграцию. Евромайдан завершился сокрушительным поражением неосоветской ориентации Украины — несмотря на истерическую российскую реакцию и оккупацию части территории Украины. В мае 2014 года впервые за всю историю Украины все основные кандидаты в президенты представляли проевропейские политические платформы, тогда как их противники-«советофилы» набрали всего семь процентов голосов на всех.

Опросы общественного мнения иллюстрируют радикальные изменения, произошедшие в украинском обществе — частично из-за его внутреннего развития и распространения западных идей и ценностей, а частично из-за российского вторжения, вызвавшего резкий раскол на Донбассе, но вместе с тем и поразительную консолидацию остальной части страны (кроме оккупированного Россией Крыма). В июле 86% респондентов проходившего по всей стране опроса заявили, что являются «патриотами Украины» (6% это отрицали). Эта цифра выросла на 12% с апреля 2012 года, несмотря на то, что на Донбассе она упала на 7% (с 76 до 69%). Однако всего 10% респондентов на Донбассе заявили, что не считают себя патриотами Украины, что едва ли свидетельствует о сепаратистских устремлениях, якобы охвативших регион. Более ранний (проведенный в апреле 2014 года) опрос от другой компании показал, что всего 16% тех самых «русскоязычных» хотели бы, чтобы российская армия «защитила» их, вопреки заверениям Путина и его пропаганды. В пяти регионах провозглашенной Путиным «Новороссии» (Днепропетровске, Запорожье, Николаеве, Херсоне и Одессе) только 4-7 процентов респондентов хотели бы видеть российских «миротворцев» на своей земле. Отличие наблюдается только на Донбассе и Харьковщине — в том смысле, что люди там вдвое сильнее поддерживают российское вторжение, но даже там эта цифра уравновешивается сходным количеством людей, намеревающихся встретить российских агрессоров с оружием в руках — и действительно делающих это в добровольческих батальонах.

По-видимому, Путин и его единомышленники пали жертвой собственной пропаганды. Много лет они провозглашали Украину «искусственным» государством, глубоко разделенным и готовым расколоться. Много месяцев они промывали мозги собственным гражданам и легковерным иностранцам истерическим поношением «фашистской хунты» в Киеве, якобы угнетающей этнических русских и запрещающей русский язык. Тот факт, что родной язык многих членов украинского «ультранационалистического» правительства, включая президента и его переходного предшественника, а также добровольцев, сражающихся с террористами на Донбассе, — русский, старательно замалчивается российскими и пророссийскими СМИ, как и многие другие неудобные факты.

 

Строительство гражданской нации

 

Украина — двуязычная страна, где большинство людей хорошо владеют и украинским, и русским языком, и зачастую используют и тот, и другой, в зависимости от обстоятельств. Российские стратеги упускают — или намеренно игнорируют — тот факт, что абсолютное большинство русскоязычных украинцев и значительное большинство этнических русских в Украине — патриоты своей страны, а не России, также как англоговорящие ирландцы или американцы остаются патриотами своих стран, а не Англии. Этот просчет приводит российских лидеров к катастрофическим ошибкам и просчетам, включая их уверенность, что почти вся юго-восточная Украина, как и Крым, готова к захвату — просто потому, что так много людей там говорят по-русски и, следовательно, являются, по словам Путина, «почти одни и тем же народом». Но, к счастью или к несчастью, это не так. И поэтому Путин вынужден направлять на Донбасс не только наемников, но и регулярные части, поскольку так мало местных жителей готовы сражаться. А путинисты все больше недоумевают, куда же подевались «настоящие украинцы» («прекрасный славянский народ», в воображении Дугина), и откуда вдруг взялись «неправильные» (они же «бандеровцы»).

В мае известный режисер и ярый сторонник Путина Никита Михалков записал истерическое видеообращение одесситам, которые горько разочаровали его и его покровителя, не пойдя по стопам Донбасса и не поддержав антиправительственного восстания, несмотря на все усилия и вложения России. «Куда и зачем вводить российскую армию?» — риторически спросил он. «Кого спасать и кого защищать? Город, где миллион жителей живет обычной жизнью, когда воюет только горстка активистов? Что российская армия забыло в бандеровском городе, где с бандеровцами воюет мизерное меньшинство жителей? Или вы, одесситы, не русские? Русские? Докажите!»

Казалось бы, простой факт, что этнические русские могут быть политическими украинцами — так же, как они могут быть политическими американцами, немцами или эстонцами — до сих пор сложно осознать большинству русских в России и, к сожалению, многим иностранцам. Украина, с самого своего рождения, была гражданской, инклюзивной нацией — несмотря на печально известную несостоятельность государственных институтов, хищнические элиты и российские неустанные усилия по подрыву или даже уничтожению суверенитета Украины. Кажется, что эти усилия, по иронии судьбы, привели к противоположному результату. «Неправильный» тип украинской идентичности, в основе которого — символическое дистанцирование от России как главного «Другого», стал единственным жизнеспособным типом, и это дистанцирование все более рассматривается как политическое (с точки зрения демократии, прав человека и гражданских свобод), а не языковое или этническое.

Источник: globeukraine.wordpress.com

Автор: Микола Рябчук

Новости портала «Весь Харьков»