Государство
17.05.2014

Какие комплексы ждут Украину после полученной психотравмы

Социальный психолог Олег Покальчук дает психополитический прогноз на будущее и объясняет, какие осложнения и изменения ожидают общество, контуженное происходящей в стране встряской.

Как учит венская классика, индивид, переживший на нежной заре личностного становления внезапный удар по психике – например, сильно испуганный старшим братом, униженный товарищами по детсаду или услышавший ночью странные звуки из соседней комнаты, может слегка охрометь ментально. Этой хромотой бывает все, что угодно: регулярные рыдания при виде обертки от мороженого, панический страх перед одуванчиками или хотя бы просто мокрая постель до двадцати пяти лет.

Однако есть психология не только личности, но и социума. Нельзя сказать, что отвратительные кровавые безобразия, происходящие у нас в стране, были ожидаемыми. Очевидно: потрясения, полученные обществом, не пройдут бесследно.

УЖЕ НЕ НАРОД

– Насколько болезненно в плане социальной психологи украинский народ перенесет все то, что сейчас происходит на востоке страны? Или, если угодно, насколько это окажется травматичным в плане "психо-социо"?

– Думаю, говорить все-таки следует не о народе: мы уже на этапе становления политической нации. В триаде "этнос–народ–нация" стадия народа нами пройдена. Конечно, возможна регрессия, но это уже относится к тем возможным травмам, о которых и пойдет речь.

Система функционирования народа – комплекс верований, который включает в себя и бытовые привычки, обычаи и так далее. А нация встраивается в современный мир так, что этническое отходит на второй план и остается в основном культурным наследием. Этнография остается просто этнографией, появляются политические требования и понимание ситуации: это и есть формирование политической нации. Это не идеология ни в коем случае, потому что идеология – это тоже преференция прошлого века. Это система коммуникаций, система отношений. Отличие нации от народа еще и в том, что нация готова сражаться за себя, а народ терпит, плачет, песни слагает, ждет, когда его освободят.

И, думаю, все-таки нужно говорить не о событиях на востоке, а о том, что произошло зимой: это было более ярким в плане драматизма, потому что те события произошли первыми.

________________________________

Общество в глубоком состоянии тревожного ожидания, в котором угроза для жизни является доминантой

_________________________________

– Какими будут шрамы?

– Шрам – это не совсем тот образ. Я бы сказал, что это скорее компрессионный удар или политравма, или как кессонная болезнь у водолазов, когда азот в крови закипает. Это масштабное и глубокое воздействие, которое невозможно локализировать и сшить по краям. И как всегда в таких случаях, наиболее уязвимыми становятся самые слабые места в организме, а сильные – сопротивляются и повышают иммунитет.

Процесс травмирования продолжается и идет по принципу домино. За зимними событиями последовала аннексия Крыма, угроза вторжения, которая не исчезла. Общество переместилось в глубокое состояния тревожного ожидания, в котором военная составляющая, угроза для жизни являются доминантой. Что получается в плане психологического травматизма? После шока и стресса от событий на Майдане не было периода заживления, на это наложились другие потрясения, эти колебания дали резонанс.

Но то, что украинская политическая нация только начинает формироваться, ее несовершенство является залогом выживания. Мы состоим из субэтносов, и внешнее воздействие по-разному действует на эти сегменты. Возникает принцип подводной лодки: какой-то отсек дает течь, а какой-то остается герметичным, жизнеспособным, и в целом лодка на плаву. Или вот образ хуторов. Русская метнальность больше сродни колхозной – есть директор колхоза, члены колхоза, колхоз сгорел – все пропало. А здесь каждый хутор нужно разорять поодиночке, это длительный процесс и не особо рентабельный, что мы и наблюдаем, видя военные действиях на востоке.

ВОСТОК, СВОЙ–ЧУЖОЙ

– О востоке. Вы сказали, что главные события в плане социального травматизма произошли зимой в Киеве. Но на востоке, где идут бои, живет несколько миллионов украинцев, наших людей, сограждан.

– События в Киеве, повторюсь, более знаковые: это сердце страны. Травма сердца болезненнее любого другого повреждения или ампутации. Если бы столица находилась в Симферополе или Бахчисарае – наверно, это была бы другая история. Какие бы драмы и бои ни происходили на периферии страны – это не столица, и это важно. Что касается того, что там живет большое количество людей, и что это наши люди, украинцы, – скажу непопулярную и, может, некрасивую вещь, но в плане становления политической нации далеко не все эти люди – наши. И не только на востоке: вообще не все люди, которые в Украине живут, в политическом смысле украинцы. Есть много тех, кто не любит страну, не хочет тут жить, это факт. Вернусь к зиме – зима показала, что негодяи, садисты, убийцы живут рядом с нами, разговаривают зачастую на том же украинском певучем языке, и это отнюдь не злобные проклятые москали. Есть среди них и люди из Центральной Украины, киевляне. А на востоке, конечно, огромное население. Как всегда, большая часть населения – это народ. Часть страны – уже политическая нация, а часть – народ.

– Психология широко оперирует понятием комплекса в отношении личности. Все же могут ли события обернуться комплексами – не скажу "для народа" или "нации" – для населения Украины?

– Безусловно. Возьмем достаточно старое желание наконец-то очиститься. Очистить страну от негодяев, воров, коррупционеров. Казалось бы, это было провозглашено, а вот не совсем получается – и так со всеми майданами. Это первый комплекс. Второй – новый и возникает впервые: это понимание собственной слабости. Народ, который живет думами, песням и сказаниями о казацкой славе, УПА, подполье и так далее, сталкивается с реальной военной силой. Оказалось, что мышцы отсутствуют как таковые. Военные и политические мышцы дряблые. Шок: как же так? Да вот так. Это нужно пережить, и мы переживаем это очень драматично; слабость возникла по причине собственной глупости, невежества и лени. Третье – думаю, что сейчас или чуть позже придет время для евроскептицизма. Картинка евроатлантической цивилизации и культуры оборачивается сложнейшим механизмом. Будет возникать более взвешенное, осторожное отношение к Евросоюзу – кто для нас друг, а кто просто… главный банкир.

____________________________________

Психология шахтеров, шахтерских семей – это психология солдат

_____________________________________

– Какие еще изменения будут после всего этого?

– То, что культурный фронтир однозначно движется с запада на восток, – думаю, это всем понятно. Только очень медленно движется. Около ста лет назад в сознании русских место украинцев занимали поляки. Были ненавистные белополяки, проклятые пшеки, был Буденный, Конармия и так далее. С Вислы это все сместилось на Днепр, а дальше – на Донец, фактически на восточные границы. Так что отношение к частям Украины, я думаю, тоже радикально изменится.

– Проклятие востока со временем исчезнет?

– С одной стороны, сейчас у многих, как и у меня, есть желание махнуть рукой и вообще расстаться с востоком, который кажется средоточием всего такого, что мешает жить. Но это неправда. С точки зрения социальной динамики, я понимаю, что у востока есть огромное будущее. Та часть людей, условно говоря, украинская, если станет политической нацией – будет задавать серьезный тон в развитии. Вот представьте себе этих ребят колорадских, которые в меньшинстве, только наоборот. Они бы отстояли все и вся. Психология шахтеров, шахтерских семей – это психология солдат. Это не я придумал, это было известно еще во времена Маргарет Тэтчер, когда она пыталась бороться с шахтерскими забастовками. Эти люди понимают точный, четкий язык – силы в том числе. Они могут научить нас договороспособности. Угольный бассейн и его депрессивные регионы в этом смысле ничем не отличаются, с моей точки зрения, от Ливерпуля, в котором я когда-то побывал. Я оптимистично смотрю на будущее людей, которые живут на востоке и сделали выбор в пользу Украины, но им придется иметь дело с такими же крепкими ребятами, как они.

Еще, думаю, изменится ось "левые–правые" на "либералы–консерваторы". Разрушится отношение к партийной системе как к установившейся системе координат. Будут либералы и консерваторы в европейском понимании.

НЕ НАДО НАДУВАТЬ ЩЕКИ

– Украинская политическая нация больше склоняется к либерализму или консерватизму?

– Мы обречены на либерализацию, потому что мы были такие консервативные... Но это стало не выбором, а следствием обстоятельств, явлением. В Советском Союзе не было ни секса, ни колбасы, вообще ничего. Тут очень интересен опыт Венгрии, которая пыталась в какой-то момент своей современной истории вернуться назад в консервативное мракобесие – взять тот же "Йоббик". Европа вошла в недоумение и быстро все откатала назад. Так что мы будем либералами, но пройдут годы – и потом мы попытаемся вернуть консервативные замашки, думая, что на них можно опереться. Что к тому времени будет с миром, сказать трудно, но это общая тенденция.

– Может, подсознательно, но вы сказали: "Обречены на либерализм". А в слове "обреченность" нет ноток оптимизма.

– Я сказал так потому, что, видите ли, я не считаю, что у нас имеется свобода выбора. Ведь мы сейчас не субъектны как страна. Мы субъектны разве что в рамках своих регионов. Но в процессах глобальных мы, конечно, объект влияния. И чем быстрее мы это поймем, тем лучше. Наша беда, опять же, социально-психологическая, в том, что 23 года мы надували щеки, изображали из себя субъект. Другие делали то, что им говорили, а мы – мол, у нас тут и слава, и воля, и все хорошо, не трогайте нас. Нас не трогали, вот и результат.

Сейчас у нас, пожалуй, первое правительство, которое понимает: надо делать то, что говорят. Осознание своих ошибок и глупостей – первый шаг к успеху в будущем. Когда же говорят "нет, все больны, все сошли с ума" – вот это паранойя.

____________________________________

23 года мы надували щеки, изображали из себя субъект

____________________________________

– А что произойдет с отношением к России и россиянам?

– Когда мы говорим "Россия", то забываем, что, в общем-то, такой страны не существует. Есть Российская Федерация. И у самих русских, особенно русских националистов, была полемика – нужно ли русским государство в рамках федерации и что делать со своей идентичностью. Их идентичность многие годы строилась на противопоставлении себя нерусским. От их выбора будет зависеть отношение не только наше, но и всего мира. Уверен, там множество умнейших, образованных людей, но как всегда бывает, они больше заняты выживанием, чем декларированием своих позиций, хоть и пытаются это делать.

Отношение, думаю, испортится на годы, потому что это образ врага. Конечно, диалог потом наладится, бизнес… но, наверное, это будет в следующем поколении, потому что мы-то всегда будем обсуждать старые обиды. Да и не факт, что Российская Федерация будет существовать в таком виде.

Источник: gordonua.com

Автор: Александр КОВАЛЬЧУК, редактор

Фото: all-news.net.ua