Государство
22.12.2015

«Все. Уже ничего нельзя сделать. Проблемы стали нерешаемыми»

Профессор Андрей Заостровцев по просьбе питерских журналистов попытался набросать план спасения экономики России. По его мысли, страну сейчас очень выручила бы ... война Саудовской Аравии с Ираном. Но и это — из области фантастики.

«Статистика показывает, что российская экономика кризис в целом миновала, пик, во всяком случае, кризиса — не кризис, а пик кризиса», — сказал на ежегодной пресс-конференции Владимир Путин. Президент заметил и «признаки стабилизации деловой активности», и «прирост ВВП», и «небольшой, но всё-таки рост промышленного производства». Пока он говорил, подорожала нефть — на 50 копеек, до 37,64 рубля. Что ещё может сделать президент РФ, чтобы поднять экономику страны, изданию «Фонтанка» рассказал Андрей Заостровцев.

— Андрей Павлович, в 2016 году к нашим трудностям в экономике добавятся новые: на рынок сырой нефти выйдет, видимо, Иран, готовятся выйти Соединённые Штаты, а страны ОПЕК уже увеличили свою добычу. То есть нефть будет дешеветь и дальше. Что будет в 2016 году с рублём?

— Знаете, в нашей ситуации предсказать будущее невозможно. Слишком много непредсказуемых факторов. Вдруг мы ещё в какой-нибудь войне захотим поучаствовать? Или что-то ещё придумаем с Турцией? Россия — это, как говорил герой Ильфа и Петрова, «живём как на вулкане». Конечно, ждать укрепления рубля нельзя. К тем факторам, которые вы назвали, можно добавить повышение ставки Федеральной резервной системой США. Что нас может выручить, спросите вы?

— А что-то может?

— Война Саудовской Аравии с Ираном. Вот если бы перекрыли Ормузский пролив, если бы нельзя было пройти ни в Персидский залив, ни из Персидского залива, это нам бы очень помогло. А так — я не вижу, что могло бы вытянуть нас из... Из такой, мягко говоря, не очень благоприятной экономической ситуации.

— Из того места, где мы находимся.

— Вот-вот. Политического решения этой проблемы не существует. Все макроэкономические меры уже исчерпаны. Через год ещё и просядет наш Резервный фонд. Если нефть не прыгнет хотя бы до 60 — 70 долларов за баррель, к концу года, чтобы покрыть дефициты нашего бюджета, придётся значительную часть Резервного фонда съесть. Нам остаётся только уповать на чудо.

— А как-нибудь, например, стимулировать внутренние инвестиции?

— Недавно я прочёл фразу одного нашего очень богатого предпринимателя: «Какой смысл зарабатывать второй миллиард, если могут отнять первый?» И в этом смысле у нас ничего не меняется. Стимулов для инвестиций в России у частного бизнеса нет. А государственный бизнес в принципе неэффективен, а тем более — в условиях нашей коррупции. В наших условиях это просто такая форма казнокрадства. Посмотрите на наш бюджет: там так называемые расходы на экономику растут в том же темпе, что и расходы на вооружение, если не большими.

— «Расходы на экономику» в бюджете — это на что?

— У нас огромные проекты, которые часто соединены с ВПК. Огромные субсидии получают корпорации — кораблестроительная, авиационная. Это всё не коммерческие проекты, они все сидят на государственных финансах. Это космодром «Восточный», «Сила Сибири» и прочее. Значительная часть бюджета у нас просто передаётся в руки вот такого огосударствленного бизнеса.

— Разве это «расходы на экономику», а не на оборону?

— У нас 25 процентов расходов бюджета вообще засекречены. То есть непонятно, на что деньги тратятся.

— Год назад вы тоже говорили, что всё плохо и будет ещё хуже. А вот — доллар дешевле, чем был год назад в это же время. Лучше ведь стало, правда?

— А что стало лучше? Да, в этом году было два периода, в середине апреля и в середине октября, когда доллар был по 50 и по 60 рублей соответственно. И что? Мы опять вернулись к семидесяти. В декабре прошлого года — это был провал. Но сейчас на уровне такого же провала мы начинаем закрепляться.

— Может ли сегодняшний «провал» смениться взлётом уже к марту — апрелю — как в прошлом году?

— Так в прошлом году ничего «взлётом» не сменилось. А такие волны — так это хуже всего, они создают непредсказуемость в экономике, в инвестициях. Вы вложите деньги сегодня — и не знаете, что будет через год. Предположим, у вас есть миллион рублей. Что с ними делать? Можно в банк положить, там вроде бы сейчас проценты хорошие. Но вы найдёте банк со ставкой 10 процентов — и рубль упадёт за год на 10 процентов. Или есть у вас сейчас большая сумма в рублях: то ли сразу поменять на доллары, то ли подождать. Уж лучше бы курс остановился на семидесяти, главное — чтобы он стоял.

— Может быть, эти декабрьские скачки курсов просто сезонные?

— Сейчас сезонных изменений практически нет, все носят очевидно «нефтяной» характер.

— Год назад нам предсказывали коллапс экономики в 2015-м. За этот год мы много ещё сделали: добили собственный туризм, вступили в войну в Сирии, поссорились с Турцией, ударили «Платоном» по грузоперевозкам — и так далее. И вот год заканчивается, а коллапса никакого нет. Означает ли это, что наша экономика — очень сильная и готова выдерживать любые удары?

— За годы благополучия мы, конечно, накопили определённые резервы. Да — резервы у нас есть. Но эта «кубышка» худеет, цифры известны — они публикуются на сайте Минфина. И это будет дальше сказываться на курсе рубля. Давайте сравним вашу зарплату в долларах за 2014 год — и за 2015-й?

— Давайте не будем.

— Не хотите? Понимаю. Недвижимость за год просела больше чем в 2 раза. На рынке уже ничего не продаётся. Во время того пика, о котором вы говорили, в декабре прошлого года, люди потратили, кажется, большую часть того, что накопили. Накупили всего — от утюгов до квартир. И теперь цены на недвижимость не растут, она даже ниже прошлогодних на 10 — 15 процентов. Квартиры не уходят даже со скидками. Уже даже рублёвые цены идут вниз — я даже не говорю о долларах.

— Ваши коллеги прогнозируют ухудшение ситуации в экономике в 2016 году. Как будет выглядеть это ухудшение? Что мы почувствуем, кроме роста цен?

— Трудно сказать. Они могут, например, поменять политику на мобилизационную. Первым делом закрыть обмен валюты. И посмотрите, что уже происходит: все эти запреты силовикам выезжать за границу — это не только пропагандистская, психологическая мера. Это ещё и сокращение спроса на валюту. И все эти санкции — их экономический смысл тоже в сокращении расходов в валюте. Это тоже — снижение спроса на валюту.

— Я-то думала, что они так гайки завинчивают и Европу наказывают. А они, оказывается, рубль удерживают?

— Тут всё вместе. Понятно, что на Евросоюз эти наши санкции никакого воздействия не окажут. Их там просто не заметили. Если кто и заметил, то это предприятия, которые специализируются на торговле с Россией. А в целом в Европе за время наших санкций выросли и производство, и экспорт продовольствия.

— Безобразие.

— Да. А мы бьём по себе. И идея в том, чтобы сократить валютные расходы, понизив спрос на валюту. Потому что дефицитная валюта нужна нашему ВПК.

— Разве участие в войне — не рост валютных расходов?

— Конечно! У нас же, несмотря на все санкции, какими-то обходными путями закупается продукция для ВПК, например — микроэлектроника. А вы, когда едете отдыхать за границу, фактически конкурируете с нашим ВПК за валюту. То есть вы предъявляете дополнительный спрос на неё. И когда наши бизнесмены закупают персики в Испании — они тоже предъявляют дополнительный спрос на валюту. Значит, курс рубля ослабляется, у нашего ВПК остаётся меньше возможностей закупить то, что ему необходимо.

— И надо валюту забрать от нашего отдыха и от персиков — и отдать ВПК?

— Да. Для этого надо затруднить вам доступ к валюте. Пока предпринимаются такие мелкие шажки — контрсанкции, запреты на выезд, разрушение туристической отрасли. Но таких мер может не хватить.

— Им ещё и не хватит? И что тогда?

— Тогда придётся вводить разные административные меры. Могут административными рычагами ограничить обмен валюты. Например — так называемая множественность курсов: вы едете в Финляндию — покупаете евро по 100 рублей, а условный Сечин покупает товары для условной «Роснефти» по 30 рублей за евро. Такой мерой очень любят пользоваться диктаторы в Африке: для «своих» — одна цена валюты, для всех остальных — другая. Могут ввести квотирование покупки валюты: будут вести учёт, сколько вы её покупаете.

— И будет у нас как в Венесуэле?

— Да-да. Аргентина тоже вводила такие ограничения. И там лопались банки, пропадали сбережения — как у нас в 1992-м и 1998-м. В Венесуэле всё ещё хуже. Дефицит туалетной бумаги, цены устанавливаются централизованно. Тем самым они вообще разрушили свою экономику. При современных ценах на нефть им совсем тяжко стало.

— Ну так у них и дозрело: победила оппозиция на выборах.

— Это уже — другое, это политика. Это вещи связанные, но в Венесуэле такой «вертикали власти», как у нас, нет. Чавес хотел выстроить, но не успел.

— А ещё Венесуэла не участвует в войнах, не наращивает военную мощь...

— Наращивает, наращивает. Они закупали у нас оружие, чуть не начали воевать с Колумбией при Чавесе. Было у них это. Они тоже потрясали оружием, поливали всё время Америку. Всё довольно похоже. Только у них возможностей меньше.

— Год назад, когда я разговаривала с экономистами, они предлагали какие-то меры для спасения экономики...

— А я и год назад не предлагал.

— Знаете, когда что-то предлагают — это обнадёживает. Но сейчас никто...

— А всё. Уже ничего нельзя сделать. Мне это было понятно ещё даже в 2012 году. Потому что проблемы стали нерешаемыми.

— Но что-то делать надо.

— Как-то надо обеспечивать и верховенство закона, и защиту прав собственников. А для этого придётся перевернуть всю политическую систему. Если даже система сама начнёт рассыпаться, это не значит, что на развалинах появится правовое государство. Может возникнуть десять неправовых — по моделям Сомали или Эфиопии. То есть надо менять корневые основания нашего социального порядка.

— В СССР был анекдот про сантехника: «систему надо менять».

— Да-да. Какие-то другие действия?.. Ну, могла бы Набиуллина на 1 процент поднять ставку, рубль бы немного укрепился. Но в принципе это ничего бы не решило. Макроэкономических рычагов уже нет.

— А микроэкономические?

— А это всё равно то, о чём я сказал: права собственности. Это вся система, на которой базируется рыночная экономика. Рыночная экономика — это ведь не банки и биржи, они — вторичные её следствия, если не третичные. А развиваться она начинала всегда там, где были гарантированы права собственника. Судебная система, сдержки и противовесы в политике — и так далее. А этого в России нет. У нас даже человек сам по себе не свободен, он не защищен от произвольного ареста. И чем больше состояние у бизнесмена — тем меньше гарантий. У них же как вытряхивают собственность? Через произвольные аресты. Это то, чего лорды добились в Англии ещё в XII веке при Иоанне Безземельном: первым пунктом Хартии вольности было то, что король не вправе проводить произвольные аресты. Мы ещё до уровня Иоанна Безземельного не дошли.

Источник: argumentua.com

Ирина Тумакова, опубликовано в издании Фонтанка.ру