Золотой век русской цензуры: от Пушкина до Чехова Как чиновники резали школьных классиков

Скандал с постановкой оперы Рихарда Вагнера «Тангейзер», стоивший должности директору Новосибирского театра оперы и балета Борису Мездричу, заставил заговорить о цензуре на самом высоком уровне. Замглавы администрации президента Магомедсалам Магомедов заявил, что «к цензуре нельзя возвращаться», но «надо будет и дальше прослеживать, чтобы на площадках важных и общероссийских были произведения, которые направлены на сплочение наших людей». Контроль государства в искусстве недопустим, прокомментировал его слова пресс-секретарь президента Дмитрий Песков уже после решения Минкульта, — но, выделяя деньги, оно вправе ожидать от творческих коллективов «корректных» постановок. Какого мнения на этот счет придерживалась власть в XIX веке? Мы вспомнили некоторые случаи из литературной жизни пятерки великих русских классиков.

«О печати и думать нечего»

Почти ни одно произведение Александра Сергеевича Пушкина не смогло появится в печати в том виде, в каком вышло из-под его пера.

Песни о Стеньке Разине, статья о Радищеве, поэма «Медный всадник» были запрещены при жизни Пушкина. Другие произведения появлялись с многочисленными цензурными пропусками и искажениями.

«Бориса Годунова» после царской резолюции («Я считаю, что цель г. Пушкина была бы выполнена, если б с нужным очищением переделал Комедию свою в историческую повесть или роман, на подобие Вальтер Скота») поэт не мог напечатать в течение пяти лет.

Поэма «Руслан и Людмила» была пропущена цензурой, но насчет второго издания у автора были большие сомнения. «Уверены ли вы, что цензура, поневоле пропустившая в первый раз „Руслана“, нынче не опомнится и не заградит пути второму его пришествию?», — задается вопросом Пушкин в письме Николаю Гнедичу от 13 мая 1823 года.

«Кавказский пленник» подвергся мелким цензурным придиркам, в нем были сделаны «чисто стилистические поправки, хотя эстетика и не ее (цензуры) дело», писал поэт.

Отправляя рукопись «Бахчисарайскаго фонтана» своему «покровителю в цензуре», князю Петру Вяземскому, поэт просит «не уступать»: «Отгрызайся за каждый стих и загрызи ее, если возможно». «Следы роковых ее когтей» Пушкин увидел, однако, и в «Бахчисарайском фонтане».

В 1824 году вместо знаменитого «душителя просвещения» князя Александр Голицына министром был назначен адмирал Александр Шишков, осуждавший излишнюю придирчивость цензоров. Благотворному влиянию нового министра Пушкин приписывал пропуск первой главы «Евгения Онегина»: «„Онегин“ протерся сквозь цензуру — честь и слава Шишкову».

О том, сколь серьезны были опасения поэта насчет первой главы «Онегина», можно судить по его письму Петру Вяземскому от 4 ноября 1823 года: «О печати и думать нечего; пишу спустя рукава. Цензура наша так своенравна, что с нею невозможно и размерить круга своего действия — лучше об ней и не думать — а если брать, так брать, не то, что и когтей марать».

Надежда Пушкина, кстати, так и не сбылась — цензурный гнет усилился: «Я думал, что цензура поумнела при Шишкове, а вижу, что и при старом по-старому».

«Ничья власть не могла защитить эпизод от гибели»

«Повесть о капитане Копейкине» из гоголевской поэмы «Мертвые души» — одна из конспирологических версий появления Павла Ивановича Чичикова в губернском городе NN — существует в трех основных редакциях. В современных изданиях печатается вторая, не пропущенная цензурой.

Цензор Александр Никитенко в письме от 1 апреля 1842 года извещал Гоголя: «Совершенно невозможным к пропуску оказался эпизод Копейкина — ничья власть не могла защитить его от гибели, и вы сами, конечно, согласитесь, что мне тут нечего было делать».

В цензурном экземпляре рукописи текст «Повести» полностью перечеркнут, требований переделать ее к автору нет.

Но этот «анекдот», рассказанный в поэме почтмейстером, был так важен для Гоголя, что он без колебаний пошел на переделку всех мест, которые могли вызвать вопросы.

«Я переделал Копейкина, я выбросил все, даже министра, даже слово „превосходительство“. — пишет он 9 апреля 1842 года Николаю Прокоповичу. — В Петербурге за отсутствием всех остается только одна временная комиссия. Характер Копейкина я вызначил сильнее, так что теперь ясно, что он сам причиной своих поступков, а не недостаток состраданья в других. Начальник комиссии даже поступает с ним очень хорошо. Словом, все теперь в таком виде, что никакая строгая цензура, по моему мнению, не может найти предосудительного в каком бы ни было отношении».

В первой редакции рассказывалось о том, чем занимался Копейкин с целой армией из «беглых солдат» в рязанских лесах. По дорогам не стало никакого проезда, но «все это, собственно, так сказать, устремлено на одно только казенное». Людей, которые ездили по своей надобности, не трогали. Зато всему, что было связано с казной — «спуска никакого!»

«Все очень скабрезное выкинуто, главное сокращено»

В апреле 1849 года Федор Михайлович Достоевский был арестован. Восемь месяцев он провел в Алексеевском равелине Петропавловской крепости под следствием. Был признан «одним из важнейших» среди участников кружка петрашевцев, виновным в «умысле на ниспровержение существующих отечественных законов и государственного порядка».

В первоначальном приговоре военно-судной комиссии говорилось: «...отставного инженер-поручика Достоевского, за недонесение о распространении преступного о религии и правительстве письма литератора Белинского (речь идет о чтении Достоевским письма Виссариона Белинского Николаю Гоголю от 15 июля 1847 года в кружке петрашевцев — Дождь) и злоумышленного сочинения поручика Григорьева, лишить чинов, всех прав состояния и подвергнуть смертной казни расстрелянием».

22 декабря 1849 Достоевский вместе с другими ожидал на Семеновском плацу исполнения смертного приговора. По резолюции Николая I казнь была заменена ему четырехлетней каторгой с лишением «всех прав состояния» и последующей сдачей в солдаты.

В январе 1877 года цензура вычеркивает из «Дневника писателя» раздел, в котором Достоевский защищает память петрашевцев, полемизируя с «Петербургской газетой», ссылавшейся на их пример в доказательство тезиса об «измельчании» типа русского революционера.

В главе «У Тихона» из романа «Бесы» (1872) Ставрогин соблазняет соседскую девочку Матрёшу, которая вскоре вешается. Глава дошла в двух источниках, ни один из которых не даёт изначального текста. Рукописных источников нет — только гранки с правкой Достоевского и копия, сделанная рукой его жены с неизвестной рукописи.

После первого отказа печатать главу Достоевский написал несколько переделок и снова отсылал их в редакцию. Об одной он сообщал в письме: «Всё очень скабрезное выкинуто, главное сокращено...» В книжное издание Достоевский главу «У Тихона» уже не включал, так как был уверен, что цензура её не пропустит. При жизни писателя она так и не была напечатана.

«„Воскресение“ так изуродовано цензурой, что места некоторые совсем потеряли смысл»

Повесть Льва Николаевича Толстого «Крейцерова соната» была опубликована в 1890 году. Годом ранее было решение предварительно опубликовать в журнале «Неделя». «У него (издателя Павла Гайдебурова) без цензуры. Иначе нельзя. И это решено, и решено женою, которая на это согласна», — писал Толстой 10 сентября 1889 года. Но публикация была отложена — Толстой снова занялся переделкой повести. В 1890 году Толстой уже передал произведение для опубликования, но тут вмешалась цензура. Тогда Софья Андреевна Толстая обратилась к министру внутренних дел Ивану Дурново с просьбой пропустить «Крейцерову сонату» в собрании сочинений, но получила отказ. 13 апреля 1891 года она добивается аудиенции у Александра III, после чего было наконец получено разрешение на печатание повести, но только в составе «Сочинений». Запрещение было снято в 1900 году.

Окончательная редакция романа «Воскресение» печаталась в журнале «Нива» с марта по декабрь 1899 года. Текст подвергся жесткому цензурному преследованию, в результате чего, как писала, передавая слова Толстого, Мария Львовна Толстая, «Воскресение» «так изуродовано цензурой, что места некоторые совсем потеряли смысл». Одновременно публикация «Воскресения» осуществлялось в Лондоне издательством «Свободное слово». Однако и в это издание проникло значительное число цензурных изъятий и замен.

В деле Главного управления по делам печати № 9685, датированном 26 ноября 1908 года, есть доклад цензора Модле. Настаивая на запрещении романа, вышедшего на французском языке, он приводит такие подсчеты: на десяти страницах автор выражается с неуважением об особе императора, еще на двадцати четырех страницах выражает мнение, что правительство и его органы — преступны и следует ниспровергнуть существующий государственный строй. «Ввиду всего вышеизложенного, — резюмирует цензор. — пришлось бы сделать исключения на 67 различных страницах из 252 в романе. Так что я полагал бы запретить все сочинение».

Статью Толстого «О голоде» предполагалось опубликовать в ноябрьской книжке журнала «Вопросы философии и психологии», но она была запрещена цензурой. Ноябрьскую книжку арестовали. Писатель смягчил посыл статьи, и в сильно урезанном виде она появилась в журнале «Книжки Недели» в 1892 год. под заглавием «Помощь голодным». Толстой и сам предрекал тексту такую судьбу в одном из писем: «Пишу теперь о голоде. Но выходит совсем не о голоде, а о нашем грехе разделения с братьями. И статья разрастается, очень занимает меня и становится нецензурною».

«Мои отборные рассказы, по московским понятиям, подрывают основы»

Первый сборник рассказов Антона Павловича Чехова «Шалость» был готов в 1882 году, но так и не вышел — по одной из версий, из-за цензуры.

Договариваясь с писателем и журналистом Николаем Лейкиным об издании «Пестрых рассказов», Чехов пишет: «В Москве находятся издатели-типографы, но в Москве цензура книги не пустит, ибо все мои отборные рассказы, по московским понятиям, подрывают основы...» (1 апреля 1885 года).

Пьеса «Чайка» была передана в цензуру в марте 1896 года. Ее цензурная история длилась несколько месяцев. Хлопоты о ее прохождении через цензуру вел писатель Игнатий Потапенко. 21 мая 1896 год он писал Чехову из Карлсбада: «С твоей „Чайкой“ произошла маленькая история. Сверх всякого ожидания она запуталась в сетях цензуры. Твой декадент индифферентно относится к любовным делам матери, что по цензурному уставу не допускается». Потапенко просил Чехова разрешить ему внести правки: «Если хочешь поручить мне зачеркнуть или вставить два-три слова, то я сделаю это в июле...».

Цензор Литвинов в письме к Чехову излагал свои требования следующим образом: «Я отметил синим карандашом несколько мест, причем считаю нужным пояснить, что я имел в виду не столько самые выражения, сколько общий смысл отношений, определяемых этими выражениями. Дело не в сожительстве актрисы и литератора, а в спокойном взгляде сына и брата на это явление. В цензурном отношении было бы желательно совершенно не упоминать об этом вопросе, но если с художественной точки зрения Вам необходимо охарактеризовать отношение Тригорина и Треплевой, надеюсь, Вы это сделаете так, что цензурная санкция явится беспрепятственно».

В середине июля Главное управление по делам печати возвратило Чехову экземпляр «Чайки» с цензорскими пометками «для исправления указанных в оной местах». В письме к старшему брату писатель заметил: «Пьеса ни тпррру, ни ну, цензуры ради. Хорошего мало». Наметив изменения, Чехов выслал «свою злополучную пьесу» обратно в цензуру.

У Литвинова появились новые требования — чтобы «Треплев совсем не вмешивался в вопрос о связи Тригорина с его матерью и как бы не знал о ней», писал Потапенко, докладывая Чехову о том, что теперь, после внесения этих изменений, «пьеса пропущена».

Источник: tvrain.ru

Новости портала «Весь Харьков»